Осторожно, писатели! [сборник] - Коллектив авторов

Для проверки запускаю руку в мешок и думаю про Новый год. Есть! Вынимаю — точняк, бутылка «Зелёной марки», кедровая. Ну, думаю, привет! Снял поясок с горлышка, открыл, понюхал — водка! Глотнул пару основательных глотков — она, без обмана. Лафа! Закурил, расслабился и давай мечтать.

Перво‑наперво надо машину новую. Семёрочку Голубую, как ясное небо. Чтобы сверкала вся. И всё у неё новое! И руль, и резина! Аккумулятор запасной. По запчастям там кое‑что. Надо это дело продумать. А то кто его знает, может, мешок не бездонный. Потом Наташке шубу. Тоже новую, ненадёванную. Из бобра. Или кого там бабы носят? Ну разберёмся. Детям по велику да и компьютер нужен, Сашка уже всю плешь проел. Ленке сапоги надо зимние, старые‑то уже на ладан дышат. Холодно, вишь, на свиданки бегать. И то сказать: невеста! Тут уже всё приданое надо из мешка доставать. Ну, это с Наташкой разберёмся, что да как.

Только вот, думаю, как же машина‑то из мешка выедет, если рука с трудом пролазит в горловину? Засовываю руку в мешок, шарю. Какая‑то ерунда под руку попадается: то батон вроде колбасы, то сапоги резиновые рыбацкие, то ружьё какое‑то. Двигаю руку дальше, и — вот он, бампер! Родной, семёрочный. Уж я‑то каждую деталь в своих «жигулях» на ощупь знаю. С закрытыми глазами разберу и соберу всю машину. Так что меня не обманешь! Смотри‑ка, и номера стоят! Вроде как три семёрки. Круто! Тяну к себе за бампер, только где там. Точки опоры нет. Не вытягивается. Вытащил я руку из мешка, попутно прихватив тот самый батон колбасы: «Любительская», кило на два потянет. Выпил ещё, закусил, да и решился. Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идет к горе!

Растянул я горловину насколько мог и сунул в мешок голову. Легко пошло, так что я внутрь заполз за несколько секунд. Встал на ноги, осмотрелся. Вроде как в пещере я какой‑то. Или в ангаре здоровенном. Кругом стеллажи с коробками, коробочками и коробищами. Полки до самого неба, потому что потолка не видно. А «семёрки» нет. Нету! Я — туда, я — сюда. Нету моей машинки.

Пошёл я вдоль стеллажей, осматриваюсь. Всё есть, чего душе угодно. Только «семерок» нет. Ну, думаю, где‑то же должен у них тут быть автопарк. Где машины‑то стоят. Ищу. Иду себе, прикидываю, сколько здесь добра. В воздухе мандаринами пахнет, вообще приятно так. Тишина!

Я и не заметил, как из прохода между стеллажами выскочил здоровенный медведь на задних лапах, уцепил меня за воротник куртки и давай рычать:

— Серёга, Серёга!

И тресь меня мордой об баранку!

Ну да, об баранку. Глазоньки‑то открываю, а я, оказывается, лежу физиономией на рулевом колесе, а тесть трясёт меня за воротник. Я, конечно, разозлился, вырвался, да ему и говорю:

— Батя, ты зачем меня из мешка вытащил? Тебя просили?

Он на меня вылупился, как на неродного, а потом спрашивает:

— Ты что, угорел? Не было тут никакого мешка. Это ты угарного газа надышался. Щас всё пройдёт.

И точно, нет на сиденье никакого мешка. Загоревал я сначала, а потом подумал, что и так всё неплохо. Вот тесть за мной приехал, от смерти спас. Чего на жизнь жаловаться? Всё путём. Жалко, конечно, что всё это сном оказалось, да ничего не поделаешь!

Прицепили мы мою «семёру» к тестевой «двойке», да и тронулись домой. К утру добрались. Наташка выскочила, давай ругаться. А потом как узнала, что тесть меня от смерти спас, подобрела. Бутылку на стол выставила, закусок разных… ну, как положено. Выпили мы по рюмочке, а Натаха‑то меня и спрашивает:

— Слышь, Серёжа, а откуда это у тебя в машине на коврике надкусанный батон колбасы, початая бутылка водки да пачка «Бонда»?

Тут уж я и дар речи потерял. Извините!

Татьяна Григорьева, г. Улан‑Удэ

Понтий, одумайся

— Диван, диван! Какой хороший диван! Мне купили диван! Но как только я решил его пометить, поднял хвост и поудобней поставил лапы, она сказала: «Понтий, не вздумай, кастрирую!»

Ничего себе, посягнуть на святое. Страшно. Знаю, что врёт, а вё равно — страшно. Факт, врёт. Она меня купила — две зарплаты отдала. Я же британский короткошёрстный, у меня родословная о‑го‑го, хозяйка по сравнению со мной — плебейка. Мой прадед из Лондона, а её — из Еловки. А ещё мне деньги за любовь дают, вернее, оплату дают хозяйке за мои старания. А её деятельность на этом фронте совершенно не ценится. Она, конечно, скажет, что не из тех, которым дают деньги за любовь, гордо так скажет, вроде как те — хуже. Я это по ящику видел, там так и говорят: «жрицы продажной любви». И смотрят на них с осуждением. Это всё от зависти. Я точно знаю, ей денег за это не дают. Ни разу не давали. А то, что она берёт мои деньги, тут я не против, хозяйка большую часть на меня тратит. А как я сам возьму деньги и куда пойду? У меня и карманов нету. Так что это заявление — ритуальная пляска с копьём. Никто меня не кастрирует.

А ещё про любовь… Я недавно кино смотрел, там баба завывала над младенцем: «Вот она, плата за мою любовь». Нам тоже один раз не деньгами дали, кошку дали, маленькую, хорошенькую такую, но пока ни на что не годную. Я ходил кругами, прикидывал, что месяца через четыре… Даже воспитывать начал в своем духе, подготавливать. Правда, я не представлял, кто кому деньги будет платить. Но вообще‑то я согласен и без денег. Так я ей, глупышке, и пообещал. А хозяйка, когда сообразила, сначала хохотала, а потом строго сказала: «Понтий, одумайся, это же твоя дочь». А какая, собственно, разница? Хозяйка понасмотрелась фильмов, там в одном фильме двое узнали, что они отец и дочь постфактум, так взяли и ушли из жизни. Кто их оттуда гнал? Кошки так глупо никогда бы не поступили. Ну, я отстал от этой киски до утра, зачем нервировать хозяйку. Слюни я пускал недолго. Хозяйка её продала. Приехала женщина, посмотрела киску, проверила её документы, отдала деньги и забрала мою несостоявшуюся подружку. В разговоре женщина сказала, что она хочет стать заводчицей. Это значит, что у неё дома есть кот, и кошку купили для него. Везёт кому‑то. Понтий, одумайся…

Понтий — это сокращённо, а полное имя — Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи, прошу любить и жаловать, я, правда, не понимаю, что это такое — прокуратор Иудеи, но знаю, мужик был важный, не кто попало. А могли назвать Бегемотом. Хозяйка чуть с ума не сошла, пока мне имя выбирала. Ходила по комнате и вслух говорила:

— Бегемот или Понтий Пилат? Бегемот или Понтий Пилат? А я ходил и приговаривал:

— Только не Бегемот, только не Бегемот.

Бегемота я видел по телевизору: страшный, жирный, стоит в грязной жиже, хвостом крутит — помёт разбрасывает. За что, спрашивается, такое милейшее существо, как я, называть бегемотом? Где логика? Что за ассоциативный ряд? Это до сих пор для меня загадка. А так хозяйка — вполне нормальное существо. К моей радости, обзвонив всех знакомых, она не определилась и решила выяснить, на какое имя я буду лучше откликаться. На «Понтия Пилата» я бежал, сломя голову, на «Бегемота» ухом не вёл, даже если жрать звала. Понятливая оказалась хозяйка. А потом на выставке выяснилось, что Бегемот — не такое уж редкое имя. Хозяйка была рада.

Кстати, о выставках. Их проводят так редко, а это такие шикарные тусовки. Вернее, не такие уж они шикарные, но это единственная возможность пообщаться с себе подобными, узнать новости, посмотреть на кошечек. На прошлой выставке была такая кошечка… Шотландская вислоухая, мордочка круглая, как блюдце со сметаной, зовут Ежевичкой. Мы друг другу очень понравились. Она понравилась моей хозяйке, я понравился её хозяйке. Мы поболтали о достоинствах различных кормов, у неё оказались такие же пристрастия, как и у меня. Я спросил, были ли у нее котята. Котят у неё ещё не было. Я взволновался, оглянулся вокруг и шёпотом пообещал ей:

— Я возьму тебя нежно.

— Не возьмёшь.

Ничего себе. Я от неожиданности фыркнул, вот ещё цаца, а с виду такая киса. Хорошо, что я не успел наговорить ей с досады гадостей, потому что она грустно всё объяснила. Оказывается, у нас разные породы, и хозяева хоть и сюсюкали, но котят делать нам не позволят никогда. А ещё она рассказала ужасную историю, как кошка с соседнего балкона нагуляла на даче беспородных котят, так их всех потопили. Потом она показала мне клетку, где сидел вислоухий котик, мой счастливый соперник. Средний такой котик. Я утешал себя, что на мой век кошек хватит, но настроение было испорчено. Злые люди. Я повернулся к ним задом и так просидел довольно долго. То, что мы с Ежевичкой были бы отличной парой, признавали даже эти двуногие лицемеры. Они подходили к нам и долго стояли, решая, кому же из нас отдать свой голос, некоторые обходили вокруг мою клетку, чтоб посмотреть мою морду. И многие отдавали заветный билетик хозяйке Ежевички со словами: «Нате, если б этот британский не сидел к посетителям задницей, то отдали бы ему». Каково было Ежевичке это выслушивать. Её хозяйка бодро собирала билетики, иногда виновато улыбалась, глядя на мою хозяйку, и пожимала плечами. Моя хозяйка один раз развернула клетку, но фокус не удался. Хвост у меня тоже красивый. Факт — хвост красивый, так как второе место я всё‑таки получил. И заказ обслужить четырёх кошек тоже. Подходила молоденькая девочка с беспородной кошкой на руках, намекала, что хочет красивых котят. Кошечка такая серенькая, мышастая, крестьяночка…